Ответ инокини Марфы (Сениной) Архиерейскому Синоду РПАЦ на предъявленные ей обвинения

Председателю Архиерейского Синода
Высокопреосвященнейшему Валентину,
Митрополиту Суздальскому и Владимирскому,
Первоиерарху Российской Православной Церкви.
Членам Архиерейского Синода:
Преосвященнейшему Феодору, архиепископу Борисовскому и Отрадненскому;
Преосвященнейшему Серафиму, архиепископу Сухумскому и Абхазскому;
Преосвященнейшему Антонию, архиепископу Яранскому и Вятскому;
Преосвященному Иринарху, епископу Тульскому и Брянскому;
Преосвященному Тимофею, епископу Оренбургскому.
Преосвященному епископу Амвросию.

Ваше Выскопреосвященство, Ваши Преосвященства,
Преосвященнейшие Владыки!

Считаю своим долгом ответить на обвинения, выдвинутые в мой адрес на заседании нашего Синода 5 сентября 2005 г., Протокол которого за № 52 мне был прислан 8 сентября сего года Высокопреосвященнейшим митрополитом Валентином. Решением Синода, я была отлучена от Св. Причастия на 1 год с запрещением ношения иноческой одежды.

1. Отсутствие судебной процедуры

Мне непонятно, почему меня обвинили и определили наложить на меня прещение, не вызвав меня для разбора обвинений и не дав мне возможности оправдаться, хотя Синод выдвинул против меня не только старые, но и несколько новых обвинений. Если бы наши архиереи действительно стремились “творить суд праведен”, то они должны были бы, по меньшей мере, вопросить меня о том, соответствуют ли действительности выдвинутые против меня обвинения. Однако я не только не была информирована о том, что на меня собираются налагать церковное прещение по этим обвинениям, но была просто поставлена перед совершившимся фактом. Такие действия нашего Священноначалия повергают меня в глубокое недоумение. К сожалению, приходится признать, что на меня наложили прещение без какого бы то ни было суда и следствия, что является церковным беззаконием.

2. Несостоятельность главного обвинения

На Синоде было зачитано письмо Преосвященного епископа Геронтия ко мне, написанное 18/31 октября 2002 г. (почему-то дата его написания в Протоколе не упомянута; подлинник этого письма с личной подписью епископа Геронтия и с конвертом хранится у меня, и я готова его предъявить Преосвященным членам Синода). Это письмо было ответом на посланную мною статью “Имяславцы или имябожники? Спор о природе Имени Божия и афонское движение имяславцев 1910–1920-х годов”, написанную в декабре 2001 г. Эту статью я в середине 2002 г. разослала Преосвященным архиереями РПАЦ и еще некоторым своим знакомым.

После этого мне было поставлено на вид, что это является нарушением постановлений нашего Синода, и я была осенью 2002 г. отлучена от Св. Причастия, — как о том сказано в Протоколе. Будучи отлучена, я покаялась в этом своем действии и обещала впредь подобную литературу в РПАЦ не распространять. В Протоколе Синода приводится и мое покаянное письмо от 6 декабря 2002 г. (в Протоколе ошибочно указана дата 24/6 января 2003 г.; но этим числом была датировано постановление Синода РПАЦ о принятии моего покаяния и о допущении меня до Причастия). Действительно, после покаяния я не занималась распространением среди членов нашей Церкви своей статьи; мой сайт в интернете, посвященный имяславию, также был закрыт сразу после соответствующего запретительного постановления Синода. Таким образом, я сделала все, от меня зависящее, чтобы соблюсти синодальное постановление.

И тем не менее, далее в Протоколе сказано: “Однако, после письменного покаяния и обещаний исправиться, инокиня Марфа (Сенина Татьяна) возвратилась к своей деятельности, написав “свой скромный труд” и разослала Преосвященным Архиереем и верующим”.

Как видно из соответствующих документов, я сначала написала “скромный труд”, т. е. упомянутую статью, а потом именно за ее распространение была отлучена от Причастия, в чем покаялась, была до Причастия допущена, и с тех пор свою статью не распространяла (правда, она была в этом году опубликована священником МП Константином Борщ во 2-м томе сборника “Имяславие”, но это было сделано без моего ведома и согласия, а потому не может ставиться мне в вину).

Между тем, как явствует из синодального Протокола, написание этой статьи и рассылка ее архиереям и членам нашей Церкви уже после моего покаяния является основным обвинением Синода в мой адрес. То есть меня обвинили в том, чего я не совершала. В связи с этим у меня возник вопрос к осудившим меня членам Синода: как так получилось, что Синод возвел на меня ложное обвинение, второй раз наказывая за нарушение, в котором я давно покаялась и более не повторяла его? Чего ради опять было извлечено на свет Божий упомянутое письмо епископа Геронтия, коль скоро мое покаяние по упомянутому в нем факту распространения моей статьи было принято еще несколько лет назад?

Меня очень настораживает такое отсутствие здравого смысла и логики в постановлениях нашего Синода. Причем настораживает это не только одну меня: последние постановления нашего Синода буквально превратили нашу Церковь в посмешище для всего православного и неправославного мира.

3. Необоснованность обвинений Преосвященного Геронтия в мой адрес

Но настораживает, к сожалению, не только это. Коль скоро письмо епископа Геронтия все же было извлечено и процитировано в Протоколе, то позволю себе сделать несколько замечаний относительно его содержания — ведь, как явствует из Протокола, никто из членов Синода не возразил ничего по поводу содержания этого письма, т.е. все собравшиеся на заседание архиереи были с письмом согласны.

Преосвященный Геронтий пишет, что я пытаюсь “лукаво, манипулируя выдержками из святоотеческих изречений со вставками в них своего мнения, достичь желанного … смысла по насаждению ереси “Имябожия” и “имяславия” в души читающих Ваш “труд””. Однако никаких примеров таковых моих “лукавых манипуляций” Преосвященный Геронтий не приводит, поэтому я вынуждена считать это обвинение голословным. Моя статья представляет собой богословский анализ учения имяславцев и их противников, с многочисленными ссылкам на святых отцов и соборные постановления Церкви; между тем, ответ на нее епископа Геронтия начисто лишен богословской части, что меня, надо сказать, несколько удивило.

Непонятно, каким образом у Преосвященного Геронтия среди “иерархов Церкви, защищающих чистоту Православия” оказался Константинопольский патриарх Иоаким III. В моей статье на с. 27 показано, со ссылкой на источник, что сей “защитник чистоты православия” был одним из основоположников экуменической ереси, захлестнувшей в ХХ веке православный мир, — именно этот патриарх в 1902 г. обратился с Посланием ко всем Поместным Православным Церквам, в каковом Послании излагалась еретическая “теория ветвей” и испрашивалось “мнение Святейших автокефальных церквей относительно настоящего и будущего отношений наших к двум великим ветвям христианства — западной и протестантской Церквам”, к которым “у всякого истинного христианина, последующего евангельскому учению, есть благочестивая любовь и сердечное единение с ними и со всеми верующими во Христа”; а посему, по мнению патриарха Иоакима, “должно наблюдать и заботиться, чтобы … изыскивать точки для соглашения и соединения и для взаимных дозволенных уступок до тех пор, пока не завершится это дело, и тем исполнится к общей радости и пользе изречение Господа … о едином пастыре и едином стаде” (напечатано в Церковных ведомостях за 1903 г., № 23).

Преосвященный Геронтий прочел мою статью; значит, он сознательно причислил экумениста патриарха Иоакима к “защитникам чистоты православия”? В таком случае я не понимаю, как же Преосвященный Геронтий относится к экуменизму.

Далее Преосвященный Геронтий пишет: “Вы утверждаете, что Послание Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода 1913 г. неправославное и не есть Церковное учение, и призываете православных не принимать этого учения, и что члены Св. Синода, составители послания, не могли правильно судить о православности, какого-либо учения (стр. 16). Какие документы Церкви это подтверждают?”

Мне непонятен вопрос епископа Геронтия. О каких “документах” он вопрошает меня? В моей статье было достаточно подробно показано, почему Послание Синода от 1913 г. нельзя считать православным, — показано со ссылками на творения святых отцов и решения Соборов Православной Церкви, каковых творений и решений, как мне кажется, вполне достаточно в качестве “документов”, чтобы понять, о чем идет речь. Эту тему я отчасти затрону чуть ниже.

4. Вопрос о Высшей власти в Российской Церкви

Пока же я отступлю немного и обращусь к докладу Высокопреосвященнейшего митрополита Валентина, который цитируется в том же Протоколе Синода. Утверждая, что имяславие было уже неоднократно осуждено в Российской Церкви, Высокопреосвященнейший Председатель Синода говорит: “Высшая Церковная власть в дореволюционной России — Святейший Правительствующий Синод — в 1913 г. вынес свое суждение по этому вопросу”. Но, во-первых, Высшей Церковной Властью в России мог и может являться только Всероссийский Собор; дореволюционный же Синод был по сути государственным учреждением которое возглавлял светский чиновник — обер-прокурор, которым утверждались все решения Синода, и помимо него ничего невозможно было постановить в Российской Церкви; деятельность Синода протекала согласно нечестивому “Духовному регламенту”, изданному императором Петром I; Синод даже не мог рукоположить ни одного архиерея без приказа императора; между тем, согласно 3-му правилу VII Вселенского Собора, “всякое избрание во епископа, или пресвитера, или диакона, делаемое мирскими начальниками, да будет недействительно, по правилу [Апост. 30], которое глаголет: аще который епископ, мирских начальников употребив, чрез них получит епископскую в Церкви власть, да будет извержен и отлучен, и все сообщающиеся с ним”.

Учитывая все это, дореволюционный Синод невозможно признать сколько-нибудь каноническим учреждением и тем более Высшей церковной властью. Строго говоря, если отталкиваться от канонов Св. Церкви, никакие постановления дореволюционного Синода в принципе не могут считаться обязательными для исполнения чадами Российской Церкви. Таким образом, настойчивые апелляции Высокопреосвященнейшего митрополита Валентина к постановлениям дореволюционного Синода вызывают по меньшей мере недоумение.

Если же Преосвященные члены Синода со мной не согласны, то я смиренно прошу их объяснить, каким образом “Ведомство православного исповедания”, оно же “Духовная коллегия” (как официально назывался Синод в документах Российской империи), члены которой избирались не соборно, а назначались светской властью, возглавляемое светским чиновником и полностью бесправное пред лицом мирской власти, может считаться каноническим возглавлением Российской Церкви, да еще Высшей церковной властью.

О неканоничности и даже еретичности дореволюционного Российского Синода много говорилось на Всероссийском Соборе 1917–1918 гг. Так, епископ Тобольский Гермоген (Долганов), будущий новомученик, на Соборе сказал: “Синод сконструирован по Кальвинским типам, … по немецким основам, а не по духу Православной Церкви. Как же его назвать, как не еретическим, Кальвинским строем? … По конструкции Синод еретическое учреждение не только по отношению к епископам, но и к тем лицам, которые при нем пристроились. С точки зрения формы, которая еще не задушила дух церковный, были в эту эпоху и святые. Что же отсюда следует? Когда собрался Собор, то почему не сказать правды, что Синод был еретическим, но Бог спас нас от окончательной гибели. … Синод допускал такие распоряжения, которые распространяли ересь. С этим имеет связь наименование Синода еретическим, т.е. по своей конструкции Синод может способствовать появлению в Православной Церкви ереси. Лучше обозначить это наименование, чтобы Собор избежал подобной конструкции” (28-е Деяние Собора).

Архимандрит Иларион (Троицкий), будущий архиепископ и новомученик, выступая на Соборе, сказал о дореволюционном Синоде: “Учреждение коллегии было … новостью в Церкви Христовой; новость же эта создана была по голландско-немецким образцам и вовсе не ради пользы церковной”, — и назвал Петра I, учредителя Синода, святотатцем и нечестивым (29-е Деяние Собора). Немало критики в адрес дореволюционного Синода прозвучало из уст и других членов Собора.

Как же теперь наше священноначалие предлагает нам безоговорочно подчиняться решениям учреждения, которое российские новомученики на Соборе сочли неканоничным и чуть ли не еретическим?

5. Неканоничность решений относительно имяславия,
вынесенных дореволюционным Синодом

На прошедшем недавно в Суздале Съезде духовенства, монашествующих и мирян Высокопреосвященнейший митрополит Валентин заявил, что “Истинное Православие — это соблюдение правил Свв. Апостолов, Свв. Отцов и Соборов. На этом зиждется наша Церковь. Все должны соблюдать святые каноны”. Но как же, в таком случае, он предлагает признать обязательным к исполнению постановления неканонического учреждения, да еще постановления сами по себе неканоничные, поскольку при суде над имяславцами были нарушены многие каноны Св. Церкви — в частности, их судили в их отсутствие и не дали возможности оправдаться или отвести подозреваемых судей (хотя обвиняемые официально подавали об этом прошение в Синод). Может быть, подобный “суд” и был нормой в дореволюционной России и соответствовал каким-нибудь “консисторским правилам”, но совершенно непонятно, как мы сейчас можем признать его каноничность, если мы действительно хотим стоять на твердой почве святых канонов.

Если Высокопреосвященнейший Валентин признает действительными решения дореволюционного Синода, вынесенные относительно имяславцев и их учения с нарушением канонических правил и без должной судебной процедуры, то почему тогда мы не признаем действительными прещения на наших Преосвященных Владык, вынесенные священноначалием РПЦЗ в 1994–1996 годах? Ведь и те, и другие прещения были одинаково неканоничны; и если осуждение имяславцев в 1913 г. было действительным и мы признаём его, то тогда мы логически должны признать, что и осуждение наших архиереев священноначалием РПЦЗ также было действительным, и тогда наша Церковь уже десять лет является не Церковью, а расколом. Готовы ли Ваши Высокопреосвященства сделать такой простой логический вывод? Думаю, что вряд ли. В таком случае, полагаю, нам следует с большой осторожностью относиться к заявлениям о своей полной поддержке постановлений дореволюционного Синода.

6. Отсутствие окончательного определения об имяславии

Но даже если оставить в стороне неканоничность решения дореволюционного Синода об имяславии, надо помнить, что это решение не было окончательным.

Высокопреосвященнейший митрополит Валентин в своем докладе утверждает: “В 1917–1918 годах Поместный Всероссийский Собор вынес осуждение по данному вопросу”. Но это не соответствует действительности, и немного ниже докладчик сам себе противоречит, говоря уже правду: “Окончательный суд над “имябожниками” передавался в компетенцию предстоящего Поместного Собора Российской Церкви 1917–18 гг. Но III сессия Собора, по обстоятельствам времени, не смогла завершить свою работу”.

Между прочим, об этом же сказано и в постановлениях нашего Синода от 2001 г.: “окончательное богословское определение об учении “имябожников” и “имяславцев” находится вне компетенции Архиерейского Синода РПАЦ, а является исключительной прерогативой будущего Всероссийского Поместного Собора”.

Отменил ли наш Синод эти постановления? Насколько мне известно, нет. В таком случае, на каком основании опять и опять ведется речь о распространении “ереси имяславия”? Почему Синод, требуя от нас соблюдения одних своих постановлений и налагая прещения за их нарушения, сам не соблюдает других своих же постановлений? Или постановления нашего Синода не равночестны, и одни из них важнее других? Но при таком положении дел придется констатировать у нас отсутствие нормального церковного управления. Очень бы не хотелось делать такой печальный вывод.

Итак:

1. соборного суждения об учении имяславцев в Российской Церкви, равно как и в других Истинно-Православных Церквах, до сих пор не было;

2.никакие дореволюционные синодальные постановления, как вынесенные антиканоническим учреждением, не могут считаться обязательными к исполнению в Российской Церкви;

3. мнение Высокопреосвященнейшего Валентина, будто “учение о. А. Булатовича не совместимо с православным, религиозным мировоззрением”, является не более чем его частным мнением, не являющимся соборным мнением Церкви, и на основании этого мнения до соборного рассмотрения вопроса никто, в том числе и наш Синод, не имеет права налагать канонические прещения на кого бы то ни было за эту “ересь”.

Также не могу не заметить, что наш Синод подошел к делу очень односторонне. Например, на Синоде зачитывалось только письмо Преосвященного Геронтия по поводу моей статьи, но было умолчано о письме Преосвященного архиепископа Илариона, который по получении моей статьи тоже написал мне отзыв (по почтовому штемпелю, отправленный 23 октября 2002 г.), который по содержанию радикально отличается от письма епископа Геронтия. Между тем, Преосвященный Иларион никогда не был судим как “имябожник”, нарушающий постановления Синода, хотя он почитает о. Антония Булатовича как исповедника и постоянно читает его творения. Прилагаю копию отзыва Преосвященного Илариона к настоящему письму.

7. Еретичность синодального Послания 1913 года

В Протоколе нашего Синода сказано, что “Митрополит Валентин коснулся краткой истории ошибочного учения схииеромонаха Антония (Булатовича), которое является продолжением ереси “евномианства”, отвергнутая и осужденная святыми Отцами и Вторым Вселенским Собором”.

Непонятно, на каком основании Высокопреосвященнейший Валентин делает такое утверждение. О ереси Евномия в Деяниях II Вселенского Собора сказано, что его последователи “отвергали не только единосущие, но и подобосущие, и таким образом ввели иносущие, т.е. учили, что Сын совершенно другое существо имеет, чем Отец. Евномий … высказывал, что Сын есть первая и превосходнейшая тварь Отца, а Св. Дух создан Сыном”. Ничего подобного о. Антоний (Булатович) никогда не проповедовал. Св. Василий Великий обличал Евномия также за то, что он утверждал, будто сущность Божия сама по себе (т.е. помимо энергий) именуема и познаваема, что является ересью. Но о. Антоний и этому не учил; он учил об именуемости Бога по энергиям, что является православным учением, засвидетельствованным свв. отцами.

Между тем, в Послании Синода от 1913 г., которое теперь нам предлагается признать православным, содержится утверждение, будто словом “Божество” мы именуем существо Божие, и будто имя “Бог” тоже относится к сущности Божией (в Послании Синода она названа “Личностью” Бога, но из приложенного к Посланию доклада архиеп. Никона ясно, что под “Личностью” — замечу, термином совершенно неизвестном православному богословию, — имеется в виду сущность) (Церковные Ведомости, № 20, 1913. с. 280–281). Вот это как раз и есть ересь Евномия, которую обличал св. Василий.

Кроме того, в том же Послании утверждается, будто энергии не являются Богом (см. там же). Это утверждение является уже ересью Варлаама, которая многократно опровергалась св. Григорием Паламой и находится под анафемой всеправославного Константинопольского Собора 1351 года, имеющего в Церкви статус Вселенского.

Мало того, в упомянутом Послании Синода от 1913 г. содержится еще одно еретическое мнение. И оно же излагается в письме ко мне Преосвященного Геронтия, к каковому письму я теперь и возвращаюсь.

“Вы говорите, — пишет епископ Геронтий, — что по учению Церкви, икона освящается вовсе не молитвой и св. водой, а начертанием имени того, кто на ней изображен (стр. 9). Из Ваших слов получается — если икона подписана — освящать ее не надо”. По мнению Преосвященного Геронтия, это одно из утверждений, которые “ведут в погибель” мою душу и души “всех тех, кто с ними соглашается”.

Я с удивлением узнала, что учение, изложенное и утвержденное Вселенским Собором, может вести душу в погибель. В Деяниях VII Вселенского Собора говорится (Деяние 6-е), что на Соборе было прочитано следующие обвинение иконоборцев против православных: “Нечестивое учреждение лжеименных икон не имеет для себя основания ни в Христовом, ни в апостольском, ни в отеческом предании; также нет и священной молитвы, освящающей их, чтобы сделать их из обыкновенных предметов святыми; но постоянно остаются они вещами обыкновенными”. На это обвинение еретиков Собор отвечал: “Над многими из таких предметов, которые мы признаем святыми, не читается священной молитвы; потому что они по самому имени своему полны святости и благодати. Поэтому такие предметы мы почитаем, как достойные почитания, и лобызаем их. Таким образом и самый образ животворящего креста, хотя на освящение его и не полагается особой молитвы, считается нами достойным почитания и служит достаточным для нас средством к получению освящения. …То же самое и относительно иконы; обозначая ее известным именем, мы относим честь ее к первообразу; целуя ее и с почтением поклоняясь ей, мы получаем освящение”.

Этот отрывок из Деяний Собора также цитируется в моей статье, и Преосвященный Геронтий должен был его прочесть; тем не менее, он обличает меня за учение, изложенное Вселенским Собором. Следует ли понимать это так, что Преосвященный Геронтий сознательно поддерживает мнение еретиков-иконоборцев относительно святых икон?

Итак, в Послании Синода 1913 года, осудившем имяславие, содержатся, по меньшей мере две ереси — варлаамитская и евномианская, а также одно иконоборческое воззрение.

Так что же — Преосвященные члены нашего Синода предлагают нам признать за православное учение эти ереси и считать справедливым осуждение имяславцев, вынесенное не только противно святым канонам, но и с откровенно еретических позиций?

С кем же теперь оказывается наш Синод — с православными или с евномианами, варлаамитами и иконоборцами?

Я смиренно прошу Синод прояснить этот вопрос, поскольку дело тут касается уже вероучения, которого придерживается епископат нашей Церкви в целом. Архиерейский Синод РПАЦ неоднократно заявлял о том, что “отметает всякое лжеучение и всякую ересь”. Каким образом, в таком случае, он присоединился к вероучительному документу, содержащему давно осужденные ереси и лжеучения?

8. Несостоятельность выдвинутых против меня канонических обвинений

Перейду теперь к тем правилам, согласно которым меня отлучили от Св. Причастия — в постановлении Синода их упоминуто четыре.

Первый из них — 5-е VII Всел.: “Грех к смерти есть, когда некие, согрешая, в неисправлении пребывают. Горше же сего то, когда жестоковыйно возстают на благочестие и истину…” Синод почему-то процитировал только самое начало этого длинного правила и оборвал его на середине фразы; между тем, далее правило гласит: “…предпочитая мамону послушанию пред Богом, и не держась Его уставов и правил. … Сего ради аще которые хвалятся, яко даянием злата поставлены в чин церковный, и на сие злое обыкновение, отчуждающее от Бога и от всякого священства, полагают надежду, … то поступающих таким образом … низводить на последнюю степень … Аще же … кто епископ, или пресвитер, или диакон деньгами получит сие достоинство: да будет извержен и он, и поставивший его… Аще же кто окажется и посредствовавшим в мздоприятии толико гнусном и беззаконном: и сей, аще есть клирик, да будет низвержен со своей степени; аще же мирянин или монах, да будет отлучен от общения церковнаго”.

Итак, это правило относится к симонианам, получившим или посвятившим в священный сан за деньги, налагая на них соответствующие прещения; на монахов оно налагает отлучение в случае их посредства при акте симонии.

Поскольку Ваши Преосвященства отлучили меня от Причастия согласно этому правилу, я смиренно прошу Вас указать мне, когда, где и при чьем рукоположении за деньги я была посредницей, и кто тому свидетель? Если же — что истина — я таковой не была, то на каком основании ко мне применено данное правило? Меня немало удивляет такое вольное обращение с канонами со стороны нашего Синода.


Следующее правило, по которому меня осудили, — Карф. 73, которое упомянуто и в указе: “Подобает просити и о сем, да благоволят узаконити, чтобы клирика, в каком бы он ни был степени, осужденного, за какое либо преступление, судом епископов, не было позволено защищати от наказания не той церкви, в которой он служил, ниже какому либо человеку: а чтобы в наказание за сие положено было денежное взыскание или лишения чести, и да повелят, чтобы к извинению в том не был принимаем ни возраст, ни пол”. Вероятно, мои судьи имели в виду мое письмо Высокопреосвященнейшему Митрополиту Валентину по поводу запрещения в служении о. Григория (Лурье). Однако наш Синод цитирует только выделенные курсивом слова, а не правило полностью, хотя оно довольно короткое, — и, видимо, он это делает неспроста. Потому что если мы посмотрим, кого составители правила хотели “просити о сем”, то мы найдем ответ в одном из предыдущих правил того же Собора (Карф. 71): “Такожде подобает просити Христианских Царей и о сем…”. Византийский канонист Зонара в толковании на Карф. 73 говорит: “А выражение: “защищати” здесь не значит держать сторону осужденного, когда он говорит, что терпит несправедливость, и просит, может быть, пересмотра дела; ибо если кто скажет это, то будет противоречить многим правилам, которые дают клирикам право искать нового суда, если они хотят обжаловать решения своих епископов; но то, что когда клирик осужден справедливо, кто-нибудь властно препятствует привести решение епископа в исполнение”. Славянская Кормчая комментирует Карф. 73 так: “Аще некоего причетника свой ему епископ осудит о гресе, и мнится яко не в правду осужден бысть пред всеми епископами, собором да судится; от мирских же властель никтоже может отмстить его".
Итак, это правило, во-первых, не относится к случаю, когда члены Церкви просят оправдать клирика, осужденного несправедливо, — а я, напомню, писала Высокопреосвященнейшему Валентину, что считаю прещение против о. Григория несправедливым, и объяснила, почему это так; а во-вторых, что более существенно, правило имеет в виду случай, когда осужденный клирик прибегает к помощи мирских власть имущих, — именно потому Собор не налагает на таких людей церковного прещения, но просит императора наложить на них штраф и “лишить чести”, т. е. каких-то знаков мирского отличия.

Таким образом, и это правило не имеет ко мне никакого отношения и применено совершенно не по делу. А кроме того, оно в любом случае не предусматривает в качестве наказания отлучение от Причастия, поэтому Синод не имел никакого права наложить на меня отлучение, руководствуясь этим правилом.

И еще два правила, которые применяет Синод ко мне, чтобы подвергнуть отлучению, — Шест. 34 и Четв. 18.

Четв. 18 гласит: “Соумышление или составление скопища, аки преступление, совершенно воспрещено и внешними законами: кольми паче должно возбраняться в Церкви Божией, дабы сего не было. Аще убо некие из клира, или монашествующие, окажутся обязующими друг друга клятвою, или составляющими скопище, или строющими ковы епископам, либо своим сопричетникам: совсем да будут низвержены со своего степени”.

Со ссылкой на это правило, Шест. 34 говорит: “Понеже священное правило ясно возвещает и сие, что преступление соумышления или составление скопища и внешними законами совершенно воспрещено: много же паче надлежит воспретити, да не бывает сие в Церкви Божией: то и мы тщимся соблюдати, да, аще некие клирики или монахи усмотрены будут вступающими в соумышления окажутся обязующими друг друга клятвою, или составляющими скопища, или строющими ковы епископам или соклирикам: совсем да низвергаются со своего степени”.

Какое отношение имеют оба эти правила ко мне, грешной, я не понимаю. По толкованию византийских канонистов, здесь имеются в виду “злонамеренные совещания и соглашения нескольких лиц на злые дела” (Зонара), обязание “друг друга клятвою против епископа” (Аристин), участие в “заговорах и тайных обществах” (Вальсамон); Славянская же Кормчая толкует Четв. 18 так: “Аще неции совещают совет зол и клятвами утверждаются, да не преступят, еже совещаша, на убиение некоего болярина или иного кого, больши инех всех грехов, от градского закона осуждение имут. Того ради и правило повелевает причетником и мнихом, аще совет зол творят и клятвами утверждаются на епископа, обличени бывше, от своего сана да извергнутся”.

Но могут ли указать Преосвященные члены Синода, когда и с кем я обязывалась клятвой сделать что-то злое против епископа (и какого именно)? В каких заговорах и тайных обществах я участвовала? Кто и когда обличил меня в этом? Свидетельствую, что ни в чем таком не участвовала. Могут ли мои обвинители и судьи представить какие бы то ни было свидетельства или свидетелей, которые с фактами в руках докажут обратное? Где эти свидетельства и свидетели? И потом, данное правило предполагает лишение монашества, а отнюдь не отлучение от Причастия, поэтому в любом случае применено оно ко мне опять же не по делу.

Итак, следует сделать вывод, что все четыре правила, на основании которых меня осудили, никакого отношения ко мне не имеют, и я осуждена несправедливо и неканонично.

Кроме того, запрет носить монашескую одежду вообще не подпадает ни под одно из упомянутых правил; на каком же каноническом основании Синод наложил на меня подобное прещение?

В связи со всем вышеизложенным, довожу до сведения осудивших меня Преосвященных епископов, что виновной в тех преступлениях, за которые меня осудили Синод и Первоиерарх, я себя не признаю и наложенные на меня прещения вменяю, яко не бывшие.

Все несправедливые и неканонические прещения, как известно, не имеют никакой силы, но возвращаются на головы тех, кто их наложил. Признание действительности и правомочности подобных обвинений и прещений сделало бы меня соучастницей церковного беззакония; да не будет сего.

***

Мне также представляется необходимым напомнить Преосвященным архиереям РПАЦ, что наш Синод в своих постановлениях 2001 г. призывал не обвинять друг друга в “ереси имябожия” или “ереси имяславия” и “не превращать богословский спор об “имябожии” в повод к церковному разделению”. Постановление нашего Синода о воздержании от дискуссий и выступлений на эту тему было актом, призванным стабилизировать обстановку в нашей Церкви и дать возможность спокойно подготовить разбор этого вопроса на грядущем Соборе.

Однако жизнь показала, что упомянутое постановление все эти годы оставалось односторонним: от сторонников имяславия постоянно требовали его неукоснительного соблюдения, тогда как противники имяславия то и дело выступали публично — и совершенно безнаказанно — с обвинениями в ереси в адрес своих собратий по Церкви. Более того, постановления 2001 года постоянно нарушались не только рядовыми членами нашей Церкви, но и некоторыми архиереями, членами Синода, поскольку из их уст уже несколько лет подряд исходят обвинения в “ереси имябожия” и “ереси имяславия”. Все эти обвинители сеяли смуту в нашей Церкви и не только никогда не подвергались никаким прещениям или предупреждениям со стороны церковной власти и не приносили покаяния в своих нарушениях, но напротив, их обвинения, письма и доносы принимались Синодом к рассмотрению, и именно по этим доносам был подвергнут прещениям, например, игумен Григорий (Лурье).

В своем обращении в Синод от 11 августа 2005 г. я просила “рассмотреть поведение тех членов нашей Церкви, которые, в нарушение постановлений нашего Синода, дерзнули устно и тем более письменно обвинять своих собратьев и сослужителей в “ереси имябожия” — тем самым восхитив право, принадлежащее только будущему Всероссийскому Поместному Собору, выносить богословское определение по вопросу об имени Божием, — поскольку все такие обвинители достойны прещений, как вносящие смуту в нашу Церковь и дискредитирующие ее как в глазах членов других ИПЦ, так и в глазах “внешних””.

Однако, Синод не только не принял к рассмотрению это мое Обращение, но, напротив, на заседании 5.09.2005 именно письмо одного из главных нарушителей постановлений 2001 года — Преосвященного Геронтия — стало главным свидетельством обвинения против меня.

В связи с этим, до тех пор пока наша церковная жизнь не войдет в должное русло, и наши архиереи не начнут соблюдать свои постановления, не исправят те ошибки, которые они совершили, в частности, в связи с “делом” игумена Григория (Лурье), и не накажут действительных, а не мнимых виновников нынешней смуты, — я вынуждена также более не считать себя связанной упомянутыми постановлениями относительно воздержания от публичных высказываний об имяславии.

Последние антиканонические и едва ли не еретические постановления и прещения, вышедшие из нашего Синода, допущенные ложь и подтасовка фактов, очевидные противоречия наших архиереев самим себе и своим словам и прежним постановлениям — с учетом того, что до сих пор в нашей Церкви не было ни одного канонического Собора, — к сожалению, ставят под большой вопрос способность нашего церковного управления трезво, непредвзято, взвешенно и с должной богословской и канонической аргументацией решать возникающие насущные проблемы текущей церковной жизни.

Я смиренно прошу простить меня за какие-то, быть может, резкие выражения в этом письме. Очень надеюсь, что у наших Преосвященных Владык все же хватит разума и мужества, чтобы признать и исправить допущенные ошибки и направить жизнь нашей Церкви в строго православный путь соблюдения святых канонов и хранения учения святых отцов и Святых Соборов, как к тому и призывал на последнем Епархиальном Съезде Высокопреосвященнейший митрополит Валентин.

Инокиня Марфа (Сенина).
20 сентября 2005 г.
Преподобной Кассии, песнописицы Константинопольской.

10:57 AM